Борецкая роспись — одно из ярких явлений в культурной жизни нашей области. В музеях сохранились прялки XVII века. По представлению далеких славянских предков, пряхой была Среча – божество Судьбы. Красивая девушка, которая пряла золотую нить жизни, заботилась о скоте, помогала бороться со злом, — это добрая Судьба. А Несреча – злая судьба, она пряла слишком тонкую нить, и нить эта могла оборваться. Пряха должна была свить нить нужной толщины и без узелков, т.к. в узелки она вплетает бедствия, страдания, которые будут сопровождать человека по жизни.
Умение прясть считалось достоинством крестьянки, требовалась большая сноровка вытянуть нить необходимой толщины. И вот ловкие руки тянут нить, вращают веретено. «Неряху-непряху» клеймили позором: «У нашей пряхи и про себя нет рубахи». Прясть учились с детства с 8 лет. Девушке нужно было напрясть, наткать себе в приданое, да еще и продать для покупки обновы. С прялками они ходили на посиделки, а там у кого прялка красивее – тому и чести больше. Такую прялку женщина особенно берегла и дочери завещала как память.
Мастера всегда сохраняли традиционные для данной местности форму и орнамент прялок. Северные прялки являются отражением архитектуры Севера, церковных строений, потому что прялки изготавливали и дома строили одни и те же мастера. Борецкие прялки – корневые (корневухи»), они отличаются крупными размерами (около 1 метра). Вырезали их из целого куска дерева с корнем. Лопастка и ножка – из ствола, а низ из корня. Широкие лопастки украшены головками, или «бобошками», которые повторяют церковные крыши (шатер или бочка). Фигурные ножки напоминают нарядные столбики крылец, балясины, а круглые свесы лопастки прялки – сережки. В Борке прялки делал известный на всю округу плотник Василий Иванович Никитин. Ремесло свое он получил от отца, а тот от деда, так и передавалась традиционная форма прялок из поколения в поколение.
Вырезать веретено – большое искусство: резчик или токарь должен был придать форму такую, при которой веретено на весу занимало бы строго вертикальное положение. Резчик украшал его резными желобками и поясками, а то и раскрашивал эти пояски разными яркими красками: красной, желтой, зеленой. Роспись Борка, как и близких от него селений – Нижней Тоймы, Пучуги – графическая. Здесь значительную роль играет линия, контур, она четко обрисовывает элементы росписи черным или коричневым цветом. Борецкая, пучужская и нижнетоемская росписи – белофонные.
Почти каждый исследователь, изучающий крестьянские росписи Северной Двины, упоминает мастеров из большой, известной во всей округе и славившейся своими великолепными расписными прялками семьи Амосовых. Три поколения большой семьи Амосовых сохранили и развили в своих работах лучшие традиции крестьянских росписей этого края. Их прялки находятся в музеях Москвы, Петербурга и в других крупных городах России.
Матвей Гаврилович Амосов (1836-1903) оставил нам замечательные памятники народного искусства. Роспись этих предметов выполнена в традиционной манере, характерной для мастеров росписи Борка. Прялки Матвея Гавриловича изящны, нарядны, персонажи росписи реалистичны, очень живы, выразительны; пышный растительный орнамент полон динамики. Композиции росписей традиционны, но и здесь мы видим оригинальные решения, присущие только этому самобытному мастеру. Росписью также занимались пятеро сыновей и дочь Матвея.
Пелагея Матвеевна родилась в 1875 году. Раскрашивать прялки она начала лет с одиннадцати и всю жизнь только этим и занималась. Прялки её всегда аккуратно расчерчены, искусно выполнена роспись с мелким спокойным рисунком. Для работы Пелагея Матвеевна использовала отцовские инструменты и трафареты: деревянную линейку, деревянный циркуль со вставленными по-старинному куриным пером, кисточку из заячьих лапок и книжечку с листами сусального золота. Около 80 лет ей приходилось расписывать прялки. За зиму приходилось расписывать их до пятидесяти штук. На роспись одной прялки уходило пяти дней. Пелагея Матвеевна несложные рисунки делала от руки, а такие как конь или карета, переводила с бумажных трафаретов, доставшихся ей от отца. Кроме неё трафаретами пользовались и братья Амосовы, поэтому часто можно уловить сходство в изображении этих элементов и росписи. Но рисунок на прялках Пелагеи мельче, аккуратнее, выполнен старательно, добросовестно, все в нем спокойно, статично, как бы застывшее. Донца её прялок часто украшались цветком на прямом стебле и перчиками. Здесь же ставился год, когда эта прялка «крашена» и кому. Например: «Сия П. М.М.А. Кра. 1928 г. (Тимофеева)
Работу Пелагеи Амосовой высоко ценили. Бывало на базаре только и слышно: «Палагину пресницу подавай!». Много верст иногда приходилось преодолевать, чтобы добраться до деревни Скобели и купить золотую прялку, расписанную мастерской рукой П.М.Амосовой. «Прялки расходились от Конецгорья до Пермогорья», — с гордостью говорила Пелагея Матвеевна. Это, пожалуй, больше, чем пятьсот километров будет! Известно, что Пелагея Матвеевна расписывала не только прялки, грабли и туеса, но и переписывала певческие рукописи, художественно оформляла их.
Василий Матвеевич Амосов (1868-1948) был вторым сыном Матвея Гавриловича, обучившись художественному ремеслу от отца, он выработал свою творческую манеру росписи. В Московском Историческом музее хранится великолепная прялка Василия Матвеевича Амосова – та, что подарил он своей невесте Клестовой Александре Михайловне. На прялке написано: «Сия прялк Александ Михайл Клестов 1890 года. Кр В.
Василий Амосов был незаурядной личностью. Он собрал богатейшую библиотеку, в которой было много замечательных старинных книг. Среди них 201 рукопись XV – XX веков, часть из которых была переписана местными художниками-переписчиками из Тоймы и Пучуги. Переписчики знали друг друга, конкурировали и одновременно учились друг у друга. В их произведениях можно было выявить общие черты характерные только для северодвинских рукописей. Читателями этих уникальных книг были крестьяне окрестных деревень. Библиотека Василия Амосова сейчас хранится в Древлехранилище Пушкинского дома в Петербурге, куда поступила в 1971-1972 годах. Кроме того, мастер искусно вырезал из дерева игрушки и раскрашивал их. Иногда даже продавал. Это были петушки, курочки, разные животные. (Тимофеева. Борецкая роспись).
Василий Матвеевич до революции считался самым крупным в Борке торговцем. В 1931 году Василий Матвеевич был раскулачен и лишен избирательных прав. Он переехал в Ставрополь, но климат отказался неподходящим. Умер единственный его сын, да и самого одолели болезни, и он переехал в Кандалакшу. (Летопись Двиноважья)
У Василия Матвеевича и Александры Михайловны (в девичестве Клестовой) было двое детей – сын Никандр и дочь Павла. Сын Амосовых рано умер, а Павла Васильевна, с малых лет переняв семейное ремесло от отца, его братьев и тетки Пелагеи, оставила довольно много расписных вещей, несмотря на недолгую творческую деятельность.
Никифор Матвеевич – третий сын Матвея Гавриловича. Он был искусным мастеров по росписи, а по определению сестры – Пелагеи, — самым талантливым среди братьев. Его работы отличались белым фоном, имеющим мягкий приятный тон слоновой кости. На него он наносил красный орнамент.
Михаил Матвеевич Амосов, четвертый сын Матвея Гавриловича, мало занимался росписью, он служил приказчиком в магазине в городе Архангельске. Его прялка, находящаяся в фондах краеведческого музея, датируется 1921-1922 годами. Птицы раскрашены в традициях Борка, но уже не кажутся такими сказочными, есть попытки приблизить их к реалистическому изображению.
С соблюдением всех традиций, присущих росписям семьи Амосовых, мастерски расписаны прялки Кузьмы Матвеевича, младшего из братьев.
Степан Матвеевич Амосов – старший сын Матвея Гавриловича. Одна из его прялок расписана в последней трети Х1Х века.
Кроме великолепных нарядных прялок и прочих расписных вещей из-вестны работы мастеров Борецкой росписи Никиты Алексеевича Торгушникова, Ивана Осиповича Бурмагина, Егора Степановича Анисимова. (Тимофеева)
